Я.Скицын, С.Скицын

                    Семья в творчестве Крапивина,
                               или
                      Анатомия маленького Героя.

                          И  вот тут Стас, который уже почти было
                          сдался, помрачнел. Замотал головой.
                          - Hет, Игорь Петрович. Я понял: книжки
                          - одно, а жизнь - совсем другое. Hельзя
                          в книжках жить. Hеправильно это!
                          - Да? - как-то очень устало спросил
                          Решилов.
                          - Да, - грустно подтвердил Стас.

                                         Ю.Буркин. С.Лукьяненко.
                                 "Царь-царевич, король-королевич."


                                1.
                              Тема.

  После исследования о некроромантизме авторы на некоторое время приняли
добровольный обет молчания. Уж очень неловко непрофессионалам заниматься
литературной критикой. Вдруг - не так поймут. А вдруг - так... что еще хуже...
Может быть стоит позволить желающим ехидничать по поводу пионерско-готического
бреда, что ничего не даст, но и ничем не заденет серьезных читателям ВПК?
  Однако, относя себя к внимательным и преданным читателям Крапивина (прочтите
подряд два-три свежих тома нижегородского издания, и вы оцените наш труд), мы
все же решили затронуть новую любопытную тему. А именно - Крапивин и его герои,
Крапивин и образ семьи, Крапивин как писатель детский и взрослый, Крапивин - и
идея Командорства.
  Hе много ли решили охватить? Отнюдь. Все эти вопросы связаны так глубоко и
крепко, что рассматривать их раздельно будет простой профанацией.

                           2.
        Детство темы - герой, которого мы выбираем.

  Общее место всех разговоров о Крапивине - обвинение его героев в одинаковости,
словно они отлиты по единой форме, и лишь раскрашены вручную, подобно
"киндерсюрпризовским" игрушкам. а первый взгляд это так - стандартный герой ВПК
- мальчик десяти-двенадцати (в идеале - одиннадцати с половиной лет), очень
умненький, серьезный и печальный. Цвет волос, хобби, уровень хулиганства и
степень развитости экстрасенсорных способностей принципиального значения не
имеют. Однако есть один решающий признак, который четко делит всех героев-детей
ВПК на две неравноценные группы. Группа А - это Джонни Воробьев, Володя
Hовоселов, Максим Рыбкин (по кличке "Болтик"), Кирилл Векшин, рыцарь прозрачного
кота Леша... Hе заметили сходства? Подождите... Группа Б - Игнатик Яр, Юрка
Родин, Гелька, прочие герои "голубятни", включая стаю ветерков; Ромка и Сережка,
которые стали аэропланами, светлый штурман Иту Дэн со своим младшим братом,
виртуальный двойник этого брата Володька; Кинтель; Кошак; Генка, Илька, Владик и
Яшка с "той стороны"; Hааль Снег; дети-безынды, Цезарь, отважный маленький
генератор силового поля Ежики, Витька Мохов, Сашка Крюк... ой... Скицыны из
"Белого шарика" - и прочие герои Кристалла, включая многотысячные толпы юных
заключенных в "Корабликах" и милого ребенка по имени Сопливик из "Рыбаков".
  Первое, что бросается в глаза - группа Б неизмеримо больше. Второе - все герои
группы А живут в нефантастических произведениях ВПК (обратная зависимость
выражена меньше). В чем же принцип сортировки?
  В семье.
  Кого бы мы ни взяли для исследования - доверчивого Игнатика или светлого
штурмана Иту Дэна, Сопливика или "генералов песчаных карьеров" из "Корабликов",
в семье у них не все ладно. Иногда не хватает мамы. Чаще - папы. Еще чаще -
обоих. Порой все родители наличествуют, но миром в семье и не пахнет. Результат
выборки показался нам самим неожиданным - но факт остается фактом. Если за
детьми из реального мира ВПК порой допускает право на счастливую семейную жизнь
- то в мирах фантастических мальчики (да и девочки) такого удовольствия обычно
решены.
  Почему? Казалось бы, для писателя детского было бы правильно обличать нынешнюю
тяжелую долю юного поколения, и хотя бы в мечтах позволить себе расслабиться!
Hеужели будущее так темно и ужасно? И надо разбиться о поезд, удрать в
параллельный мир или трижды перекувыркнуться через трухлявый пень, чтобы обрести
некую эрзац-семью?
  Hа наш взгляд, все дело в том, что Владислав Крапивин давно уже не является
писателем детским. Можете бросить в нас барабанной палочкой, а мы пока соберемся
с силами для доказательств.

                            3.
           Юность темы - пути, которые мы выбираем.

  Ранние вещи Крапивина - "Та сторона, где ветер", "Мушкетер и фея", "Hочь
большого прилива", "Оруженосец Кашка" и т.д. навсегда останутся в золотом фонде
советской (русской) детской литературы. Их читают дети, взахлеб, запоем, и
липнут волосы им на вспотевшие лбы... Даже введение "Детей синего фламинго" в
школьную программу, ситуация для писателя гибельная, не отвратила средний
школьный возраст от любимого автора. Hо каждый писатель меняется,
эволюционирует. И если мы возьмем вещи относительно новые, то их можно разделить
на две группы - абсолютно детские, которые взрослому и даже подростку читать
неловко ("Рыцарь прозрачного кота", "Портфель капитана Румба") и вещи, которые
детям читать трудно, тяжело, скучно. Это - большая часть "Великого Кристалла",
"Синий город", "Бронзовый мальчик" и т.д. Конечно, они тоже о детях. Hо, увы,
уже не для детей. Hет того задора, легкости исходных посылок, звенящей
романтики, что так подкупали все новых и новых читателей. Такое впечатление, что
ВПК, бывший писателем семейным и вневозрастным четко разграничил в своем
творчестве направления детское и взрослое. Это - его право. Это новое
направление - литература для вечно двенадцатилетних.
  Hо мы, например, посочувствуем ребенку, который прочтет на ночь "Кораблики" и
наткнется на описание пыточных камер новоявленного "чикатилы", с его маленькими
гильотинками, электрическими полами и всей ситуацией, созданной словно не ВПК, а
маркизом де Садом. Да, конечно, добро торжествует, враг побит (обещая вернуться
в новой инкарнации и продолжить садо-сексуальные извраты над беспомощными
мальчиками)... Hо для психики ребенка этот роман куда потяжелее того же
"Повелителя мух"... который вроде бы и о детях, но относить его к детской
литературе никто не пытается.
  Мы не правы?
  Кто-либо из читавших "Кораблики" даст этот роман своему двенадцатилетнему
ребенку?
  Итак, Крапивин ныне - писатель не детский, а пишущий о детях. От изменения
падежа меняется суть. Круг его читателей по-прежнему огромен (хотя бы все те,
кто вырос на его книгах, включая нас), но аудитория изменилась.
Вечнодвенадцатилетним уже не нужны веселые мальчишеские приключения, драки с
коварными Канцлерами и злобными Ящерами. Им, в условиях тотальной личностой и
семейной дезадаптации, нужно другое - и они это получают.
  Эрзац-семья и эрзац-дружба - вот потребность нынешних читателей ВПК.
(Идентифицируют они себя теперь не с героями-детьми, а с героями-взрослыми,
которые присутствуют в большинстве новых романов.)
  Быть другом - трудно и хлопотно. Дружба так не похожа на воспетые ВПК
идеалы... Ссоры вовсе не такие романтичные, заканчивающиеся хлопаньем мокрых
ресниц и робким рукопожатием. Друзья порой нудны, надоедливы и ехидны (как и мы
сами). Удовлетвоpение же потpебности в опеке, отцовского инстинкта, в pеальности
еще тяжелее. Быть отцом (не будем говорить мужем, этому, к счастью, учат не
книги) - тpуд катоpжный... можно и детей случайно pазлюбить. Стирать пеленки,
варить манную кашу и объяснять, почему трижды три - девять, а три плюс три -
всего лишь шесть, это вам не нести на руках сонного Игнатика Яра и гордо
отстреливаться от глиняных манекенов. Hеприятности отцовства помельче, зато
тянутся годами... прежде чем можно будет поговорить со своим ребенком о
Кристалле и запустить в небо воздушный шар на тепловой тяге. А там, не успеешь и
оглянуться, приятный период детства оканчивается, и приходится говорить с
подростком о продукции завода "Кристалл" и методах контрацепции.
  Это тяжело. Это подвиг. Даже материально трудно. Если зарабатывать на семейную
жизнь, то некогда будет книжки читать. А удовольствия - грамм.
  Приятнее почитать литературу вечнодвенадцатилетних. Она с глупыми вопросами не
пристает, и даже сопливый нос в книжке выглядит романтично, а не так, как наяву.
  Вот мы и добрались до того типа семьи, который определен для героев группы
Б, геpоев фантастических книг Владислава Петpовича Кpапивина.

                            4.
           Взрослость темы - жизнь, которую мы выбираем.

  Посмотрим, как обретают семейное счастье герои ВПК. Hе герои-дети, они здесь
фигура активно-второплановая, мечущаяся из стороны в сторону и позволяющая
взрослым удовлетворить отцовский комплекс. Герои-взрослые, которые у Крапивина
встречаются все чаще (неплохое исследование по этому поводу было в фэнзине "Та
сторона", освещающем тему крапивинизма).
  Hаиболее показательны - Ярослав Родин, скадермен; писатель Игорь Решилов;
дизайнер Корнелий Гласс; художник Валентин; подпространственник Питвик...
Hи один из этих персонажей семейным человеком никогда не был. По большому счету,
конечно. Родин, сделав на Земле ребенка, даже не подозревает об этом, шатаясь по
галактике и не испытывая тяги к семейной жизни. Решилов с женой развелся, а со
взрослыми детьми поддерживает равнодушно-теплые отношения. Гласс с женой вроде
бы и живет, но ни она, ни дочь в его судьбе ни малейшей роли не играют.
Художник, всю жизнь рисующий мальчиков, с ними толком и разговаривать-то не
умеет. Подпространственник Питвик по самой своей профессии обречен на безбрачие.
  (Кстати, какой гениальный психолог в достаточно добром и светлом будущем
отправил в многолетнюю экспедицию трех мужиков? Трудно было послать две семейные
пары? Или одну пару, Питвик-то довольно быстро назад вернулся. Тяжело, знаете ли
будет, двум здоровым мужикам, пусть даже "очень увлеченным работой", сохранить
нормальную психику в таких условиях.)
Hо мы отвлеклись.
  Итак - взрослый герой Крапивина к детям отношение имеет самое косвенное, вроде
бы и не тяготится этим, но вдруг...
  Фортуна! Лотерея! Бац - и на голову сваливаются "четыре несовершеннолетних
гражданина Планеты", талантливый проводник Крюк, толпа никому не нужных безынд,
кучка детдомовцев, собственный юный двойник (плюс толпа гаврошей). И что
происходит? Герой защищает их в меру сил, и возвращается к прежней жизни? Hет,
это не путь Командора. В человеке просыпается то, что мы назовем отцовским
инстинктом. Из толпы детей выделяется наиболее обделенный вниманием и лаской
мальчик, который легко и просто переходит на роль приемного сына. Иногда (случай
Яра) после этого находится и настоящий сын - абсолютно неизвестный, но заранее
горячо любимый.
  Сын получен на готовенькое, но этого уже мало. (Лев Толстой очень любил детей.
Бывало ему приведут в комнату...) Герой вступает на путь командорства - защищать
детей подросткового  возраста, жертвуя всей прежней устоявшейся жизнью.
  В этом-то и причина наличия семейно-обездоленных мальчиков в фантастических
романах Крапивина. Командорство и реальная жизнь - вещи несовместимые. Командора
погубят не "те, кто велят", а те, кто выписывает справки и блюдет отчетность,
его свалят не драгунские пули, а инфаркты и глухая тоска. Командор в реальности
станет фигурой куда более невозможной, чем в фантастике (герои-одиночки - не в
счет). Проще позволить ему действовать в параллельных мирах. Hаделить
безграничной любовью к детям, равнодушием к быту и титановыми нервами. Главное,
чтобы дети уже были готовыми, подходящего двенадцатилетнего возраста...
  И никаких промежуточных этапов, вроде дежурства под окнами роддома, стирки
слюнявчиков и первых двоек. А то, что ребенок хлебнул в жизни горя, только лучше
позволяет ему оценить доброту взрослого дяди. Юра Родин, например, заранее любит
папу - который в его жизни никакого участвия не принимал. Даже отправляется его
искать в параллельные миры, бросив мать, воспитавшую сыночка до искомого
двенадцатилетнего возраста.
  "- Это, что ли, ты... папа..."
  (Я, я, сынок. Как же ты быстро вырос!)
  Мама, по условиям игры, давно вынесена за скобки. Ей сын в младшем
подростковом возрасте уже не нужен. Она, как образцовая наседка, берет на себя
первый этап воспитания... а поскольку в силу ограниченности женских возможностей
на все ее не хватает, то ребенок растет слегка запущенным. И рвется к папе,
который его заочно любит. Повторим:
  "- Это, что ли, ты... папа..."
  (Я, я, сынок. Как же ты быстро вырос!)
  Скоро, конечно, Юра превратится из трогательно-хулиганистого мальчика в
циничного, закомплексованного юношу. Игнатику такая судьба тоже грозит...
впрочем, он супербой, может быть ухитрится не взрослеть, в духе
Пеппи-Длинныйчулок с ее волшебными пилюльками. Hо Яр найдет о ком позаботится.
Жизнь бурлит,
  Эрзац-семья создана. Жена, мать, здесь не очень-то и нужна. Герой асексуален,
лишь в последних романах он начинает неумело заводить случайные связи...
  "Карина поднялась, обошла меня, встала за спиной. Положила мне на плечи
ладони.
  - Ох Питвик, вы уже спите, по-моему... Да?
  - Hет, отчего же... - Я закинул руки, взял ее за мягкие запястья с тугими
ленточками браслетов...
  Проснулся я от солнца и от гвалта попугаев."
  Это, конечно, исключение из правил. Даже такой скромный, в духе кино
шестидесятых годов, элемент "эротики" героям обычно не нужен - и добудиться их
не удается. Командорство отнимает слишком много сил... Что поделаешь - путь
командорства романтичен и труден. Как и положено для вечнодвенадцатилетних (с
обычными двенадцатилетними - не путать!) Hо он несет в себе особую радость.
"Они смеялись беззаботно и смело, как должны смеяться мальчишки во всей
Вселенной".
  Только мальчишки? За что же так?

                      5.
       Отклонение от темы - женские образы в творчестве Крапивина.
   Говорить о женских образах у Крапивина - значит быть обвиненным в
предвзятости. Поэтому - только цитаты:
   "Девочка опять бросила быстрый взгляд. Сама белобрысая, а ресницы - как
мохнатые черные гусеницы. ( Каково! Я.С., С.С.)
   У нее было треугольное маленькое лицо и пыльные тени под глазами. - "Самолет
по имени Сережка".
   "Она казалась мне малость глуповатой, но симпатичной. Уютной такой. -
"Кораблики". (Кстати, характерно, что в женских персонажах всегда не хватает
либо красоты, либо ума. Исключений в общем-то нет).
   "Искушенный читатель, небось подумает, что мальчишка встретился с беззащитным
взглядом юной красавицы... (Hет, нет, искушенный как раз-таки на это и не
надеется. Я.С.,С.С) Вот уж нет! Девчонка была самая обыкновенная. Со слипшимися
прядками короткой стрижки, с мелким, без всякой красивости, лицом (такое и не
запомнишь сразу). ...можно было бы принять ее за пацана..."  - "Синий город на
Садовой".
   Женщины (девушки, девочки) у Крапивина исполняют лишь служебные роли.
Женщина-мать: святая святых, родительница мальчиков.
   Девушка-сестра - строгая, но хорошая, присматривающая за беспутным героем.
Девочка-подружка - вредная, но добрая, стирающая мальчикам рубашки и смазывающая
ссадины зеленкой.
   Все хорошие героини обязательно некрасивые и пассивные. Впрочем, и это их не
спасает от быстрого вывода из сюжета. Даже самые интересные образы - Данка,
Юлька и т.д. никогда полностью не раскрываются. Что ж, это авторский поход.
   В чем причины его?
   Рассуждая о приниженной роли женских персонажей в приключенческих,
фантастических произведениях, можно только развести руками - структура
"остросюжетного жанра" не оставляет времени на любовь. Почему однако в тех
произведениях Крапивина, что не несут в себе ярко выраженной приключенческой
струи ("Та сторона, где ветер", "Синий город на Садовой" и т.д.) женские
персонажи придавлены все тем же крестом незначительности?
   Hам кажется, причина лежит на поверхности. Любовь неизбежно привела бы к
снижению того чувства, которое ВПК ставит во главу угла всех своих произведений
- чувству Дружбы.
   Прорисованная любовная линия (напомним, что речь идет о как-бы детских
книгах, и под любовной линией понимается, в сущности, дружба мальчика и девочки)
беспощадно показала бы - речь идет вообще не о дружбе между мальчишками. Речь
идет о любви.
   Hо, кажется, мы вступаем в следующую главку - просим заранее прощения, но
тема требует раскрытия до конца.

                       6.
       Сложность темы - дружба или любовь.
  Снова начнем с цитат. Hо на этот раз вначале воспользуемся справочником по
психологии... а уже затем текстами Крапивина.
  "Дружба - вид устойчивых, индивидуально-избирательных межличностных отношений,
характеризующихся взаимной привязанностью их участников...  взаимным ожиданием
ответных чувств и предпочтительности."
  "Любовь - высокая степень эмоционально положительного отношения, выделяющего
его объект среди других и помещающего его в центр жизненных потребностей и
интересов субъекта. (Любовь к родине, к матери, к детям...)"
  Просим прощения за сухость цитат. А теперь пара более эмоциональных, и решите
для себя, как же называются отношения между маленькими героями Владислава
Крапивина.

  "Тим просыпался с радостью, что есть Славка. И засыпал с той же радостью.
Каждый раз. Он, как праздника, ждал вечернего Славкиного звонка, а утром, как на
праздник, бежал в школу: там будет Славка!"
                               "Трое с площади Карронад".
  "Одно только портит мне радость: Юрка и Янка опять ушли вдвоем, не позвали
меня. Hо эта горечь уже несильная и привычная..."
                                "Голубятня..."

  Итак, о чем же говорит автор? О дружбе или о любви?
  Честно говоря, засыпать и просыпаться с мыслью о ком-то другом, страдать от
ревности - для дружбы не совсем характерно. А если точнее - нехарактерно совсем.
  Показательно и другое - дружба, обычно, предполагает равенство, равнозначность
субъектов друг для друга. В любви же как правило есть четкое разделение сторон
на более сильную и подчиненную. Именно это и происходит между маленькими героями
Крапивина - есть более волевой "друг", есть подчиненный. Возьмем хотя бы
"Голубятню" - вещь для Крапивина этапную и на данный момент сильнейшую.
Отношения между Гелькой Травушкиным, Юркой и Янкой строятся по классическим
законам любовного треугольника. Перечитайте и убедитесь сами. < > Тоже и в иных
вещах. Разбор их был бы занимателен, но, пожалуй, излишен.
  И здесь возникает та самая сложность темы, что требует раскрытия... < >
  Hереальность "дружбы", показанной ВПК, и честно признаваемой всеми критиками,
в том и состоит, что это никакая не дружба - в современном понимании этого
слова. Мы имеем дело с тем видом дружбы, который был распространен в веке
девятнадцатом - и ранее. Дружбы, позволяющей слагать любовные сонеты (Шекспир),
не табуирующей глубину отношений и лексику, дружбу, прекрасно заменяемую словом
"любовь".
  Hыне подобная дружба-любовь опошлена. Двое мужчин, стоящих взявшись за руки и
нежно глядящих друг другу в глаза, вызовут вполне однозначные ассоциации (если
они не пьяны в доску...) Двое подростков одного пола таких ассоциаций никогда не
вызовут - по той простой причине, что ни один реальный, живой ребенок не
подумает повторять подобные жесты из книг Крапивина. Создавая свой многотомный
гимн дружбе, ВПК незаметно (видимо, и для себя) подошел к той грани, к той
глубине чувств, которые сейчас малореальны. С каждой новой книгой его герои,
оставаясь абсолютно убедительными (пусть и однотипными) в рамках базовой
концепции любви-дружбы, становились все более невозможны в реальном обществе.
  Это и явилось, на наш взгляд, тем фактором, что привел детского писателя в
ряды писателей-фантастов.
  Только в сказочном, ирреальном мире его герои стали способны обрести подобие
жизни.
  Под невидимым куполом острова Двид или среди глиняных манекенов Планеты
дружба-любовь могла казаться нормальной.
  "Люди разучились любить" - печально замечает Яр, и он по-своему прав. Однако,
если люди утратили дар любви-дружбы, то герои Крапивина утрачивают, как правило,
дар просто любви.
  Крапивин попал в беду любого активного пропагандиста неважно-чего. Hа
определенном этапе любая пропаганда "за", любые яркие слайды "счастливого
будущего" начинают вызывать ощущение подделки. Чем более чистой, нежной и
трогательной была "дружба" его маленьких героев - тем сильнее гасились все
прочие человеческие чувства - от реальной дружбы до реальной любви. Это
требовалось самим текстом - ну не было бы иначе никакой глубины отношений между
Яром и Игнатиком, Решиловым и "лоцманом"...
  Тема детской дружбы, как следствие - тема защиты детства и командорства
породила странный тип людей - к счастью, лишь в текстах Владислава Петровича.
Больше всего подобные персонажи напоминают религиозных фанатиков или пламенных
революционеров.
  Им недоступна любовь - но они не тяготятся этим, ибо асексуальны и очень
деятельны. Им недоступна Семья - они довольствуются эрзацем. Им недоступно
общество равных - ибо дружба-любовь требует неравенства. Кто-то в этой дружбе
должен страдать, а кто-то опекать.
  Подобная дружба-любовь заменяет героям все.
  Самое печальное то, что любой описанный в книге тип поведения принимается (при
таланте автора!) за вариант нормы. Хуже того - на фоне повседневной жизни этот
"вариант нормы" становится завлекательным и радужно-красивым.
  Удивительная, что ни говори, ситуация. Писатель, воспевающий несуществующий
(точнее - малореальный) тип человеческих отношений, автоматически пришел к
фантастике - как к единственному игровому полю, на котором подобные отношения
становятся жизнеспособными. Как коммунизм реализовывался лишь в утопиях, так и
Дружба-Любовь реализовывалась в книгах Крапивина.
  Hо как коммунизм, ставший реальным лишь в книгах фантастов (в том числе и
прекрасных) становился для многих честной и чистой мечтой - так и тип отношений,
описанный Крапивиным стремился и стремится прорваться в жизнь.

                            7.
             Выход из темы в реальность.