Вот, например, я. Я – не КМ, но мне нравится творчество ВПК. Я – не гриб, но люблю есть жареху. Я – не женщина, но привязан к женщине. Я – не ребенок, но люблю детей. Итак, если Крапивин – это главный КМ, то это не значит, будто всякий любитель творчества ВПК близок Крапивину по духу, а значит, является КМ. Мы любим не только и не столько подобное нам, сколько то, что нас дополняет. До некоей полноты (пусть в малом). К примеру, кто-то никогда не был КМ-ом, был в детстве подловат и трусоват для КМ-а, не тянул на сие высокое звание. Ан любит КМ-ов, тянется к ним, находя в них то, чего недостает ему самому. Классический пример – в творчестве самого Крапивина. Горька из «Журавленок и молнии». Боюсь, в моем отношении к Крапивину есть нечто от Горькиного отношения к Журавленку. Он в чем-то гораздо чище меня. К чистоте и тянусь!

Итак, настаиваю на функциональности моего определения КМ-а, что человек является КМ-ом в той мере, в какой он близок по духу к Крапивину. А любит читать Крапивина он в той мере, в какой ему не хватает КМ-ности в жизни.

Чтобы в описанном мной мире не имели места пороки, достаточно, чтобы туда вошел хотя бы один человек, желающий, чтобы не было пороков – ведь это мир исполнения всех желаний!

К тому же, присмотритесь: пороки возникают от немощи, порок – это извращение изначально беспорочного движения. Если так, то всемогущество является лекарством от пороков. Если дать порочному человеку всемогущество, он поначалу натворит немало бед, предаваясь порокам, но пороки быстро себя исчерпают – они мелковаты для такой крупнокалиберной вещи как всемогущество. Порок – это вещь жалкая, со всемогуществом он плохо вяжется. Потому-то порок и удаляет от всемогущего Бога. Впрочем, я думаю, что порочные люди туда просто не войдут, потому что, во-первых, именно потому, что пороки удаляют от Бога, а без Бога всемогущество и вечность бессмысленны, их просто некуда употребить. Я об этом уже говорил. А во вторых, пороки всегда эгоцентричны, пороки разных людей противоречат друг другу. Скажем так, они нелюбовны. Потому вхождение порочных людей в Царство Всемогущества противоречит основному принципу этого Царства: там должны исполняться все желания всех людей, а это означает ПОЛНОЕ единодушие. Возможно ли полное единодушие в порочности? По моим наблюдениям, невозможно. Там всегда царит скрытый (или даже открытый) конфликт. Там любовь замешана на ненависти. Увы, это и мой личный опыт.

Какая разница – активно или пассивно сопротивление добру? На мой вкус, оно в любом случае – зло, даже если это только естественная немощь. В идеале, этого быть не должно вообще. Не должно быть никаких препятствий вообще. Если Вы любите препятствия к тому, что сами же считаете добром, то Вы неискренни в своем отношении к этому добру.

Далее. Препятствием для мыслителей и т. п. является естественная немощь человеческого ума. Вы полагаете, немощь ума – это хорошо? Вот Вы говорите «они есть, потому что они есть, потому что так устроен мир». Но это нелогично, ведь мы с Вами как раз основы мироздания подвергаем обсуждению. В таком контексте рассуждать по принципу «они есть потому, что они есть» - это по немощи. В данном случае она Вам на руку; она дает аргумент в споре. Но если цель наша не в споре, а в Истине, то хорошо ли держаться за свою немощь, опираться, по библейскому выражению, на трость надломленную? А если победа в споре – это самоцель, то не окажемся ли мы союзниками зла? О том-то и речь, о скрытом союзничестве со злом. Итак, немощь и зло не чужды друг другу.

Все же последнее время фантастики у Крапивина стало больше, чем прежде, и это, мне кажется, тоже по немощи. Трудно КМ-у в реальности. В советское время была реалистическая проза, вроде «Журавленка». Последнее время что-то все про Кристалл. Наверное, в советское время все-таки жизнь была лучше, хотя эта мысль не укладывается в наши схемы. Добра было больше; даже и правды, кажется, было больше. То, что когда-то скрывалось от глаз как неполезная для глаз экзотика зла, ныне общеизвестно как навязчивая банальность быта. Каково это детям? Что имеем, не храним. Но это – к слову.

Внутренний стержень внутренним стержнем, а внешняя правда жизни внешней правдой жизни. Если по видимости торжествует зло, где взять веру в то, что добро победит? Стержень позволяет человеку не переходить на сторону зла ДАЖЕ ЕСЛИ зло кажется окончательно победившим. Но такой человек – уже иной тип, трагический тип. Это уже совсем не КМ. КМ вверит в конечную победу добра, а благородный рыцарь сражается даже заведомо зная, что обречен на поражение, как сербы против турок на Косовом поле. Но такой рыцарь, несмотря на свою привлекательность (в том числе и литературную) – это вовсе не Крапивинский Мальчик, не так ли? Итак, Ваша версия ответа на вопрос как же выживают КМ-ы мне кажется опровергнутой. Стержень – это хорошо, но вот как они сохраняют оптимизм, веру в победу добра?!

Я не говорю, что добрым в реальном мире нельзя остаться. Я говорю только, что тот факт, что в реальном мире есть люди, которые остаются добрыми, да еще верящими в победу добра, - этот факт вызывает недоумение. Я говорю, что это – Чудо, что это - явление сверхъестественное. Обыкновенное чудо, к которому привыкли, и о котором плачут только когда потеряют. Когда дар отнимается. Вот и все.

Мне кажется, вера в победу добра сама по себе есть великое качество души, пусть добро и понимается инфантильно.

Беда тут лишь в том, что такая вера не бывает неистребимой в реальном мире. Не устоит человек в такой вере и, чего доброго, озлобится. Согласитесь, увлечение Крапивина фантастикой (увлечение, нарастающее с годами), это не случайность. В реальном мире КМ-у тяжко. Для своих героев Крапивин создает мир оранжерейный. Даже реалистичные книги Крапивина по сути во многом фантастичны (принято говорить мягче – романтичны!), в них сильно смягчены острые углы жизни. Они В ИЗВЕСТНОМ СМЫСЛЕ гораздо добрее реальной жизни (но только в этом самом смысле, на самом деле это, конечно, не так!). Тем более удивительно, что КМ-ы (даже и взрослые!) встречаются и в реальной жизни, отнюдь не крапивинской по характеру. Вопрос, как и за счет чего они выживают? За счет друг друга, создавая особую субкультуру, в коей и обитают? Да, но не только. На чем же они держатся?!

Итак, меня восхищает Крапивин как человек, который сохраняет в своей душе уголок, где живет детская вера в победу добра, и открывает нам этот уголок в своих книгах. Зло его не сломило. Сам Крапивин – это главный КМ. Быть может, его даже можно считать «нормативным» КМ-ом, взять его за основу искомого определения: человек является КМ-ом в той мере, в какой он в душе сроден Крапивину.

Что же касается вопроса о сродстве добра и зла, действительно, важный и интересный вопрос: можем ли мы хотя бы теоретически помыслить мир, полностью свободный от зла? И если да, то как можно представить себе полную победу добра со злом? Смогу ли я описать такой мир?

Не вижу другого варианта, кроме как мир, в котором исполняются все желания. Чего ни попросишь, будет тебе. Если не так, то это не есть совершенное добро. По крайней мере, лично я на меньшее не согласен. Ясно, что люди с противоречивыми желаниями одновременно войти в такой мир не могут. Поэтому вхождение в такой мир подразумевает некий отбор. Туда войдут не все, а только единомысленные и единодушные люди. А как быть с теми, кто не войдет? Очевидно, должен войти всякий, о ком попросит хотя бы один из уже вошедших. Так мне представляется. А как уже конкретно будет выглядеть жизнь там – это зависит от того, чего захотят вошедшие. Это главное и единственное правило. Единственное, что можно сказать заранее – это то, что ТАМ будут не только люди, потому что человек не найдет сам в себе, чем заполнить вечность. Там должен быть НЕКТО, Кто есть неисчерпаемая тайна, бездна смысла. В Нем, в общении с Ним и есть главный смысл тамошней жизни, потому что все остальное исчерпаемо, и все желания можно насытить. Только Бог для нас есть желание ненасытимое, наслаждение без пресыщения. Без Него добро нуждается во зле для того, чтобы был момент развития, момент творчества. Вот Вы говорите: «Есть ведь еще и созидательная сила добра. Совсем не обязательно злу быть в наличии, чтобы совершить добро. Разве нет?»

Но Вы же под созиданием подразумеваете некое преодоление препятствий. И если мы будем считать наше созидательное усилие добром, то препятствие все-таки придется признать в некоторой степени злом, разве нет? И если совсем нет препятствий, то в чем интерес, в чем шарм творчества? Боюсь, в человеке, в самой природе человеческой не найти ответа. Какой тогда сделать вывод? Либо то, что ответа нет, и некоторое количество зла нам все-таки необходимо, что мы-таки сродны злу. Либо то, что ответ находится ВНЕ человеческой природы, что истинная разгадка нашей жизни еще впереди.