Для особливо понятливых объясняю: у рекламиста в разгар рекламной кампании есть достаточно дел, кроме как торчать в форуме. Однако, есть несколько вопросов, на которые я всё же вижу необходимость ответить, дабы хотя бы частично прекратить болтовню "около".
Это будет очень длинный постинг, прошу прощения у тех, кто устанет его читать.
Насчет "светлых сторон" "темных личностей". Строго говоря, НИКТО ИЗ НИХ НЕ ЗОЛ. Злой человек испытывает некое удовольствие от творимого зла. Эта характеристика в какой-то мере (далеко не полной) подходит к Гуте и Ко в эпизоде на станции – да и то, не столько удовольствие от издевательства, сколько от ощущения собственной власти и чужой полной зависимости… Откуда это у них взялось, я уже говорила раньше, повторяться не буду. Остальные же, по собственному восприятию, делают что угодно, только не зло. Исполняют свой долг, наводят порядок, оберегают свою собственность…
Всё что угодно, только не издеваются над детьми…
Рассмотрим их по мере появления в романе.
Физрук. Мужик как мужик, молодой, энергичный, самолюбивый. Бегает на свидания с Гортензией, имеет среди мальчишек прозвище «Стасик» – вполне доброжелательное прозвище, ничего особенного. Судя по началу его встречи с Сергеем, хамоват, но добродушен. Он не предвидит никаких сложностей в своей задаче, да и сама задача кажется ему достаточно пустяковой – навести порядок, дел-то… Агрессия из него начинает переть вместе с раздражением, когда ему НЕ ПОДЧИНИЛИСЬ. И добро бы орясина великовозрастная, не так обидно, а то ведь малец из пятого отряда, который предположительно «по щелчку» должен бежать выполнять команду и ещё счастлив быть, что удостоился… Ан нет. В результате физруку просто даже самолюбие не позволяет признать, что спасовал перед пацаном. Так появляется версия о «спущенной собаке», даже для него самого полне правдоподобная: собака ведь была? Была. Рычала? Рычала. Кто её знает, какие там у неё были намерения… Таким образом, никакой «демоничности» в этом персонаже не наблюдается, тем более «застывшей». Его действия соответствуют настроению, которое меняется по мере развития эпизода.
Гутя и адъютанты. В другой теме я уже говорила о них: нормальные мальчишки, умные, дельные, толковые, способные и по хозяйству помочь, и за порядком присмотреть. В силу педагогической слепоты Совкова они оказались поставлены перед искушением, которого выдержать не сумели: одновременно власть и привилегии способны поломать и более зрелые души… В результате именно они проявляют наибольшую жестокость, даже Киса тут с ними не сравнится, хоть и действует по законам «дворовых сообществ», которые от своих «адептов» требуют определённой антисоциальности. Но для Кисы ощущение чужой зависимости привычно, а официальные привилегии его не интересуют. Гуте же всё это очевидным образом «ударило в голову» и дало тот результат, который мы и наблюдаем. В другой ситуации, у другого руководителя эти же самые мальчишки могли бы быть просто замечательны. Здесь же… Увы.
Многострадальный товарищ Совков. О нём уже тоже говорено, и не раз. Он нечестен. И только, как ни странно это может прозвучать для нормального человека. Он не жесток сам и в пределах своей досягаемости жестокости не допускает (см. первую встречу его с Каховским). Другое дело, он не понимает, что определённые его решения (вроде отправки за Каховским именно ЭТОЙ команды) приведут к плачевным результатам; но это вызвано именно его непригодностью к педагогической работе. Он обеспечивает бесперебойную работу лагерного хозяйства и искренне озабочен тем, чтобы всё было «как надо». Он, будучи сам бездарным воспитателем, не понимая и не принимая действий воспитателя талантливого (вожатого Кости), тем не менее, работать ему не мешает, хотя и не приветствует – а бывало и очень даже наоборот… Он, при всей своей любви к интригам, достаточно слабый интриган: все его затеи очень быстро всплывают, причем по собственной его дури: то бумагу выберет слишком приметную, то прямо на линейке заявит, что чужие письма читал… В общем, не чёрный он. Серый. Во всех смыслах этого слова.
Чета Дзыкиных и тётка в троллейбусе. Им, как минимум, не откажешь в трудолюбии. Когда Дзыкин говорит, что «свой труд вкладывает», он говорит совершенную правду. В свой огород, гараж, квартиру, загородный участок (если он есть) он вкладывается от всей души. И совершенно искренне негодует, когда видит в чем-то «посягательство на свою территорию». И защищает её со всем доступным ему пылом. То же относится и к его жене, и пресловутой тётке. Детально я эту параллель рассмотрела в сообщении № 11421.
Нелли Ивановна и подруга её Гортензия. Эти просто неправильно выбрали профессию. Из них получились бы отличные бухгалтеры или контролёры ОТК, или кто-нибудь ещё – там, где требуется точное соответствие регламенту. А для работы с детьми они элементарно профнепригодны. Дальтоника не допустят до работы шофёром: он может перепутать сигналы светофора. Человек, у которого проблемы с давлением, не может быть водолазом. Слепой никогда не станет фотографом. Это никого не удивляет. Но когда человек, страдающий духовной слепотой, идёт в педагоги, это вроде как нормально. Обе дамы изо всех сил стараются, но результаты их стараний довольно плачевны, потому что они не способны видеть дальше фасада. Это не вина их, а беда – но тем, кто от них зависит, от того не легче.
Киса и Гаврик. Тут сложнее, но в любом случае при встрече с явным бандитом его жертва вынужденно имеет только две возможности: бежать или отбиваться. Не дело мальчишки воспитывать взрослого преступника, да и Киса с компанией – за пределами его компетенции. И – да, относительно них в данном случае можно говорить как о «тёмной» силе.
Наконец, Грачёв. Всеобщий камень преткновения. Между прочим, Наташа, говоря о нём, показывает удивительный факт: он НЕ ЖЕСТОК сам по себе. Он действует «не сгоряча, а как будто план у него какой-то». Он полагает, что именно таким способом только и можно нормально воспитать сына… И оказывается ещё одним в ряду тех, кому плевать на сущность, лишь бы по форме всё было «как надо». Среди орущих учительниц, хамящей «общественности», рядом с читающим чужие письма Совковым… И тем не менее, можно говорить о его любви к сыну – мог бы ведь забросить его вообще, не обращать внимания… Но любовь эта до такой степени искалечена его собственным воспитанием, что ничего, кроме трагедии, Стасику не несёт. Объективно, здесь и сейчас, он истязает сына, полагая, что таким образом он его правильно воспитает…
Кто остался? Сыронисский? Ну, тому на детей просто плевать. Он к ним не зол, не добр – нейтрален с лёгкой примесью раздражения: бегают тут, под ногами путаются, делом заниматься мешают. Он совершенно искренне не понимает, как можно серьёзно относиться ко всяким там «детским игрушкам» и позволять им мешать важному деловому процессу…
Таким образом, мы имеем дело не с «тёмными, демоническими, злыми и т.д.» личностями, а с неприемлемым отношением к детям, которое характерно для довольно разных по характерам своим людей и заключается в том, что «ребёнок – недочеловек». Заготовка. Болванка, которую надо ещё долго шлифовать и шкурить, прежде чем что-то выйдет. Подход же этот характерен прежде всего для людей равнодушных, духовно ленивых. Повторяю: не злых. Субъективно все они делают если не доброе дело, то, по крайней мере, полезное. Объективно – несут боль и трагедию. Находясь с ними в настолько разных “весовых категориях”, ребёнок не имеет других средств воздействия, кроме открытого выражения неприятия их поступков. В этом нет ни “самовозвышения”, ни “приказа”, ни “унижения” (унизить можно равного или более слабого; взрослый ВСЕГДА сильнее ребёнка, хотя бы чисто физически). Это просто единственный доступный обеим сторонам и достаточно однозначный язык, хотя при желании и он может быть истолкован превратно.
И ещё одно. Очень был красивый постинг про гордыню и тщеславие. Но тут есть одно “но”. Когда человек позволяет унижать себя – это его собственный выбор; возможно, продиктованный стремлением к нравственному совершенствованию, хотя чаще, к сожалению, обыкновеннейшим страхом. Но когда человек позволяет унижать другого, более слабого, - это не имеет никакого отношения ни к гордости, ни к нравственному совершенству, это просто бессовестно. Ибо таким образом человек присваивает себе право навязывать другому своё представление о нравственном совершенстве – да ещё чужими руками. |